Андрей Мартьянов - Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
— Так у нас называли северян — тех, что каждое лето высаживались на восходном побережье, чтобы ограбить приморские селения и снова удрать в море. Позже, когда набеги пошли на убыль, имя по наследству досталось жителям Нормандии. Еще позже — вам, англичанам. Но есть разница. Скажем, Мишель действительно сассенах, а ты — паршивый сейт.
— Думаю, я осознал, в чем состоит сие тонкое различие, — хмыкнул сэр Гисборн. — Не надейся — я помню, что обещал спускать твою болтовню. Но лишь сегодня! Кстати, а соплеменников Мишелева оруженосца, Гунтера, вы как называете?
— У него здесь нет соплеменников, — отрезал Мак-Лауд. — Он не такой, как мы.
— Что ты хочешь сказать? — не понял Гай. — Конечно, он немного странно разговаривает, но это объяснимо, он же иноземец…
— Когда мы встретимся в следующий раз, приглядись к нему внимательнее, — снисходительно посоветовал Дугал. — Вы что, ослепли и ничего не замечаете? Этот тип не просто странно разговаривает, он как будто сперва складывает фразу про себя на каком-то ином языке, переводит, а уже потом произносит. Понятия не имею, где он жил раньше, однако на нас он пялится, будто впервые увидел живых людей. Он беседует с отцом Колумбаном о судьбах королей и государств, но потихоньку расспрашивает Мишеля о том, что каждому известно с детства! Ты хоть раз видел, как он держит меч? Словно думает, что обожжется или что клинок сейчас оживет, вырвется и убежит! Он почти не умеет ездить верхом — сидит, как виллан на осле! И эта его штука, что припрятана у отца Колумбана! Я посмотрел, она сделана из холодного железа, но провалиться мне на этом месте, если я знаю, кто ее смастерил и для чего! Спрашивается, откуда мог взяться подобный человек и что ему здесь нужно? Мишель, конечно, ему доверяет, но Мишель — простая душа и будет доверять каждому встречному-поперечному, пока однажды его здорово не надуют.
— Ты преувеличиваешь, — не совсем уверенно возразил сэр Гисборн, ибо сам не раз замечал в поведении оруженосца де Фармера некие не поддающиеся внятному определению странности. — Неужели ты считаешь, что святой отец позволил бы какому-то подозрительному типу сопровождать своего воспитанника?
— Это верно, — после некоторого размышления признал Мак-Лауд. — Отец Колумбан разбирается в людях. Мошенника он бы сразу раскусил. Однако даже у святого отшельника могут быть свои секреты и свои, неизвестные нам соображения. Почему он не позволил нам ехать вместе? Куда он отправил Мишеля и Гуннара? Мы вполне могли дождаться их в Алансоне, но отец Колумбан настоял, чтобы мы без остановки ехали в Марсель! С какой стати? Может, все это ерунда, но когда за моей спиной начинают вот так шушукаться, я становлюсь не в меру подозрительным.
Гай не нашел достойного возражения. Дугал подметил куда больше необъяснимых мелочей, связанных с личностью человека, называвшего себя Гунтером фон Райхертом из Германии, нежели он сам. Оруженосцу Мишеля де Фармера нельзя было отказать в сообразительности или преданности (разве что обвинить в некой непочтительности к своему молодому сюзерену), однако за ним неотвязно следовали какие-то загадки. Речь, манеры, поведение, даже внешность — все хоть немного, да отличалось от обычных.
— Но если этот человек не тот, за кого себя выдает, что нам делать? — сэр Гисборн решил рассмотреть дело с иной, более практичной точки зрения.
— Пока ничего, — Мак-Лауд пожал плечами. — Надеяться, что все обойдется, и мы благополучно доберемся туда, куда собирались. Возможно, к тому времени все трудности разрешатся сами собой. Я не говорю, что этот Гуннар из Германии или откуда он там на самом деле — плохой человек. У него могут иметься серьезные причины вести себя именно так. Однако я бы предпочел знать правду о том, кто он такой. Пока это остается в тайне — он мне не враг, но и не друг. Думай и поступай как хочешь, только потом не говори, что тебя не предупреждали… Мы пришли.
За разговорами Гай не заметил, как они миновали длинную стену аббатства, пересекли располагавшийся рядом жилой квартал и очутились на деревянной набережной Луары, рядом с длинными рядами причалов и качающимися на волнах кораблями. Здешние суда несколько отличались от стоявших в гавани Руана или Дувра. Тут предпочитали вместительные, широкие плоскодонки под растянутыми в ширину парусами, низко сидящие в воде и способные принять на борт кажущееся почти бесконечным число сундуков, мешков, ящиков, пассажиров и даже живой груз: истошно блеющих овец или фыркающих и опасливо косящихся по сторонам лошадей. Кое-какие из барок, выглядевшие самыми старыми, полагались не столько на паруса, сколько на весла. В море всегда можно рассчитывать на ветер — попутный или препятствующий, а как прикажете быть на реке, закрытой со всех сторон холмами? Только грести, хотя есть еще средство — медлительно бредущая вдоль берега воловья упряжка, тянущая груженое судно против течения. Хлопотно и долго, однако надежно.
Пристани жили обычной жизнью, одинаковой для всех морских и речных гаваней мира. Где-то привезенный товар сгружали с борта корабля на пристань, где наоборот — перетаскивали тюки в недра трюмов, торговцы свежей рыбой старались перекричать друг друга, сновали разносчики и посредники между купцами и владельцами судов, чинно шествовали почтенные обыватели и явившиеся за покупками матроны, прогрохотал мимо десяток городской стражи… На середине широкой мутно-серебристой реки медленно разворачивалась вниз по течению зеленая барка с высокой надстройкой на корме. Пахло мокрой парусиной, деревом, преющей кожей и отчего-то яблоками.
Источник яблочного аромата выяснился быстро — в окрестных садах сняли первый урожай и теперь увозили его на север. Мак-Лауд, проходя мимо очередного груженного красно-желтой россыпью плодов возка, без особых колебаний украдкой прихватил несколько штук и теперь шумно грыз, плюясь семечками.
— Сказано: не укради, — заметил Гай. — Но раз украл, то поделись.
Дугал запустил в него одним из своих спелых трофеев и вдруг остановился.
— Вот, — уверенно заявил он, указывая на приглянувшееся ему судно. — Хорошо бы она направлялась вверх по реке.
— Почему именно эта? — сэр Гисборн пристально обозрел ничем не примечательный кораблик с низкими бортами и широкой палубой, заставленной какими-то ящиками. На его неискушенный взгляд, посудина совершенно не отличалась от своих соседей, разве что ее украшала проведенная вдоль борта белая полоса.
— Нравится, — невозмутимо пояснил Мак-Лауд, выбросил яблочный огрызок и спрыгнул на жалобно скрипнувшие доски причала. Гай последовал за ним, догадываясь, что перед его глазами вот-вот разыграется шумное представление с названием «торговля по-шотландски». Мак-Лауд чувствовал себя победителем, когда ему удавалось сбить предлагаемую цену на один-два фартинга. Сэр Гисборн подозревал, что дело не в обостренной скупости его попутчика, а в неистребимой привычке Дугала препираться по любому поводу. Сам Гай торговаться не любил, да и не умел, справедливо полагая таковое занятие достойным простолюдина или горожанина, но никак не рыцаря. Кроме того, у них с Мак-Лаудом имелось на двоих по сотне фунтов, что позволяло им считать себя вполне обеспеченными для дальнего путешествия людьми и не слишком беспокоиться о дорожных тратах.
Однако Дугалу не повезло. Владелец судна под названием «Бланшфлер» действительно шел с грузом тканей и шерсти в верховья Луары, и, стоило двум будущим пассажирам заикнуться о цели своего пути, как он назвал столь низкую плату за проезд, что случилось необычное — Мак-Лауд открыл рот и закрыл, не произнеся ни слова. При таких условиях любая торговля выглядела просто нелепо, особенно если учесть возможность взять на борт лошадей и без особых трудов добраться до Дигуэна, а может и до Роана. Барка отплывала завтра, между третьим часом и полуднем, и благородные господа обещали придти вовремя.
— Оказывается, этот ваш Крестовый поход не так уж бесполезен, — с неохотой признал Мак-Лауд, когда гавань осталась позади и компаньоны зашагали к постоялому двору «Золотой кочет». — Иначе бы нас ободрали как липку.
— Перестань изображать скрягу, — хмыкнул Гай. — Все равно не поверю. Как думаешь, нам стоит перебраться на корабль прямо сегодня или завтра с утра?
— Сегодня, — высказал свое мнение Дугал. — Там и переночуем. Как-то все на редкость удачно складывается, даже чудно…
* * *В гостинице «Золотой кочет» за время отсутствия господ рыцарей произошли определенные изменения. Стоявший посреди двора конюх гонял по кругу привязанную на длинной корде лошадь — запаленную, тяжело пыхтевшую и ронявшую из открытой пасти на землю клочья пены.
— Кто-то изрядно торопился, — заметил Мак-Лауд, кивая в сторону уставшего животного. На мокрой шерсти лошади расплывались пятна, судорожно дрожавшие ноги еле двигались. Казалось, она сейчас упадет и больше не поднимется, но все знали — к вечеру якобы загнанная насмерть кобыла придет в себя, а через два-три отдыха дня ее можно снова ставить под седло.
